"Я приеду в Россию, когда буду уверен, что смогу оттуда уехать обратно. На сегодняшний день я уверен в том, что это билет в одну сторону".
Гарри Каспаров, из интервью Chess-News

«Среди прочей ерунды там есть одна вещица, которая может тебя заинтересовать», - прочел я в мейле моего коллеги и амстердамского соседа Ханса Рее.

Речь шла о начинающемся через пару дней аукционе в Харлеме, где среди самых разнообразных лотов  с редкими фолиантами,  эстампами, манускриптами и письмами известных писателей и художников был один шахматный.

Воспоминания о лондонской неудаче шестилетней давности были еще свежи в памяти, но Харлем не Лондон, от Амстердама туда добраться ещё проще, и фиаско, которое может постигнуть меня и на этот раз, будет легко перенести.

А так... Вещица, которую упомянул Ханс Рее, имела ко мне прямое отношение. Владелец ее, до конца оставаясь на шахматном посту, ушел от нас только полтора года назад, но кто знает, сколько могут стоить предметы, принадлежавшие ему? Ведь сам он тоже задумывался об этом, и хотя морщился, когда поклонники или журналисты откровенно лили ему елей в разговоре, тщеславия не был лишен и Василия Иванчука, удивлявшегося карандашным пометкам в его шахматных книгах, успокаивал: «Когда-нибудь эти книги будут немало стоить...»

Книги? Нет, книги с его пометками меня не интересовали, тем более, что у меня немало книг с его подписями, когда и очень теплыми, если только слово «теплый» можно применить к человеку, не жаловавшему аморфных определений. Сохранились и его письма,  открытки, не говоря о многих десятках наших с ним фотографий, сделанных на протяжении едва ли не полувекового общения. И самая первая, черно-белая, когда мы, совсем молодые стоим рядом и смотрим на демонстрационную доску, обсуждая какую-то позицию.  Знаю: увеличенная и подаренная ему на восьмидесятилетний юбилей, фотография  висела в рамке на почетном месте в его последней квартире.

Согласно толстенному каталогу аукциона, в единственном шахматном лоте (он выставлялся на продажу целиком) имели место: пять медалей с изображениями Макса Эйве различной степени его юбилейности, две пластинки «Марша Эйве» славного 1935 года, когда уличные шарманщики в Амстердаме беспрерывно крутили незамысловатый мотив, написанный в честь скромного учителя математики женской гимназии, одолевшего шахматного колосса, письма единственного голландского чемпиона мира, репродукция с изображением Анатолия Карпова, подписанная им самим, несколько конвертов на шахматную тему с гашением первого дня, шахматные марки, включая какой-то особый блок, выпущенный к 75-летию Эйве и тоже с его автографом, медаль прошедшего в 1980 году в Голландии мирового первенства среди слепых и слабовидящих, книга о семье Полгар с автографами трех сестер и другая, Котова - «В шутку и всерьез» на русском и с надписью «From Russia with love», неизвестно кем и когда сделанная.  

Все эти вещи меня совершенно не интересовали (простите, Сьюзен, София, Юдит, Анатолий Евгеньевич, Макс Эйве, Александр Александрович Котов, слепые и слабовидящие, филателисты и нумизматы).

Думаю, что кое-какие предметы харлемского аукциона наверняка привлекли бы внимание настоящих коллекционеров, меня же из всего лота интересовал только листок желтой папиросной бумаги, на котором латинскими буквами была написана фамилия человека, называвшего меня своим душеприказчиком, даже если я до сих пор не знаю, какой смысл вкладывал он в это слово.

Стоял редкостно солнечный для этого времени года полдень, когда 22 ноября 2017 года я отправился в один из самых старинных голландских городов. Здание аукционного дома «Bubb Kuyper», специализирующегося на продаже старинных книг, манускриптов и прочих редкостей, я нашел в Харлеме без труда. 

Не буду утомлять вас процедурой торгов, скажу только, что, зарегистрировавшись и осмотревшись, я заметил, что опытные покупатели не поднимали руку с номером, а только вскидывали подбородок, показывая замечавшему каждое движение распорядителю, что ставка повышается. Другие же вздергивали брови вверх, что означало то же самое.

Неподалеку расположились ушлые молодые люди с айфонами, говорившие на всех языках (включая русский) и державшие связь с действительными покупателями, находившимися бог знает где. Слева от распорядителя торгов за столом с ноутбуками восседали две девушки, в состоянии полнейшей концентрации уставившиеся в экраны и тоже находившиеся в постоянном контакте с клиентами по интернетной связи.

Ни одного лица, знакомого мне по миру шахмат я не обнаружил, тут же подумав, правда, что настоящих шахматистов подобного рода предметы мало интересуют. Оглядывая присутствовавших в зале, по внешнему виду которых я бы не решился сразу определить род их занятий, скорых айфонических ребят и девушек за интернетным столом, я прикидывал, с какой стороны можно ожидать опасности.
Наконец дошла очередь до шахматного лота.

«Лот 2634», - скороговоркой объявил распорядитель, коротко перечислил основные предметы и объявил начальную цену. Насмотревшись уже на процедуру торгов, я сделал отсутствующее лицо и только на третий призыв ведущего мотнул подбородком и на всякий случай одновременно вздернул брови. Через две секунды девушка-интернетчица подняла палец. Это означало, что вызов принят и получено контрпредложение. Я повторил полумимическое движение – распорядитель смотрел уже на меня – и он тут же повернулся к столу, где невидимый покупатель снова повысил цену. Это действо повторилось несколько раз, пока девица, не отрывая взгляда от экрана, некоторое время не поднимала пальца, а потом покачала головой.

«... Раз! ... Два! ...Три!» – воскликнул аукционист, и удар молотка возвестил, что обладателем шахматного лота стал ваш покорный слуга.

Расплатившись и получив небольшую коробку, нетерпеливый, я зашел в ближайшее кафе и первым делом проверил наличие единственного предмета, приведшего меня на харлемский аукцион.

Это был неиспользованный билет на рейс компании «Аэрофлот» Амстердам – Москва. Ничего особенного – билет как билет, даже рейс на 27 июля 1976 года уже подтвержден, о чем свидетельствуют буквы ОК на вклеенном листочке, как это делалось когда-то. Но мне было приятно держать билет в руках, и я разглядывал прекрасно сохранившийся листочек бумаги в синей обложке, пытаясь вызвать у себя состояние причастности к истории.

Сорок один год тому назад этот неиспользованный билет не только оставил в советских шахматах зияющую дыру, наподобие воронки от тунгусского метеорита, но очень скоро оказался кратером действующего вулкана, заставившего изрядно поволноваться не только функционеров шахматной федерации и Спорткомитета, но и бонз, стоявших на самой вершине пирамиды власти в Советском Союзе.

Два года спустя после даты так и не состоявшегося вылета в маленьком городке на Филиппинах обладатель этого билета фактически в одиночку противостоял супердержаве, с которой вынужден был считаться весь мир. Гигантское государство мобилизовало против него целое войско тренеров, консультантов, советников, журналистов, переводчиков, явных и тайных агентов КГБ, функционеров всех мастей, докторов, психологов и массажистов. К тому же у этого государства в заложниках оставалась его семья, и многим казалось чудом, что этот человек вообще был в состоянии играть в шахматы.

С бесстрастно зафиксированной на билете даты началась новая страница борьбы за первенство мира, по накалу cтрастей сопоставимая с прямой конфронтацией между Востоком и Западом во время матча Спасский – Фишер (1972). Особую остроту этой  беспощадной борьбе придавал тот факт, что представителем Запада выступал бывший советский гражданин.

В изолированной от остального мира огромной империи шахматы всегда пользовались невероятной популярностью, а здесь речь шла о четырехкратном чемпионе страны, неистовом и легендарном бойце, имя которого было известно каждому. Регулярно сражаясь с представителями Советского Союза в матчах претендентов и матчах за мировую корону, Злодей, как его тут же окрестили на бывшей родине, постоянно напоминал о себе миллионам своих недавних соотечественников.

Обо всем этом думал я, держа в руках хорошо сохранившийся листок бумаги. Но странное дело: эйфории от того, что теперь этот билет принадлежит мне, я не испытывал, и очень скоро у меня появилось чувство, сродни испытываемому опытным ловеласом, для которого важен сам процесс соблазнения, в то время как следствие его может быть сравнимо разве что с наложением швов после удавшейся операции.

Харлемская операция удалась, швы наложены, билет отсканирован, фотография введена в нутро компьютера. Теперь я пускаю раритет в интернетное плавание, а это значит, что очень скоро его изображение можно будет увидеть и на других сайтах, а то и в книгах: кто в наши дни придерживается авторского права?

С другой стороны: имеется множество копий Моны Лизы, причем самых различных – открыточных, карикатурных, плакатных, нанесенных на маечки и конфетные коробки, но саму картину можно увидеть только в Лувре, пусть и  многомиллионно защелканную камерами туристов всего мира.

Повторюсь - я не коллекционирую ничего, и мысль, что делать с билетом, валяющимся где-то в шкафу, в той же аукционной коробке вместе с другими бесполезными для меня предметами, очень скоро посетила меня.

Кто-то посоветовал заказать рамку и повесить билет рядом с нашей фотографией далекого рижского января 1970 года, висящей у меня в кабинете.

А может, все-таки отдать билет в Центр Макса Эйве, которому не повезло с набоковскими шахматами? Ведь несостоявшийся вылет был как-никак из Амстердама, да и тогдашний президент ФИДЕ принимал самое непосредственное участие в судьбе невозвращенца.

Или подарить экспонат шахматному музею ЦШК в Москве, где 27 июля 1976 года под вечер должен был приземлиться и не приземлился Korchnoi V.L. MR?

Правда, после его смерти в кое-каких российских некрологах я прочел об уходе «выдающегося советского гроссмейстера» и уверен, что его самого эта формулировка привела бы в состояние сильного раздражения. Да и при погоде, стоящей сегодня на дворе, в музее на Гоголевском билет наверняка отправится прямиком в запасник; еще немного и он снова превратится в Злодея: сначала корчные, потом родченковы.

А может, отправиться в амстердамский офис «Аэрофлота» и, предъявив им билет, запросить компенсацию: что с того, что с тех пор прошло больше сорока лет, билет-то до сих пор неиспользован. Тем более, что «Аэрофлот» проводит большой опен в Москве и имеет к шахматам непосредственное отношение?..